Родственные души
Я, наверное, не самая хорошая бабушка, потому что «пасти» трехлетнюю внучку, пока она бегает по детской площадке для меня немного скучно. Вот подрастет – сходим в цирк, зоопарк, на шопинг, наконец. Ну, на шопинг, это я уже далеко вперед забежала. А вот в парк вполне можно.
Ну а пока я чинно сидела на лавочке среди таких же как я молодых и не очень мам-бабушек.
«Уффф, — рядом со мной, отдуваясь, плюхнулась полноватая женщина и ласково подтолкнула к песочнице кареглазого смуглого малыша. – Иди, Артюша, с песочком поиграй. А бабушка пока посидит отдохнет».
Ей явно было жарко, и она все время вытирала платочком взмокший лоб. Она была красива той славянской красотой, которая с годами не блекнет: белокожая, русоволосая, спокойная. От нее веяло чем-то надежным, традиционным и совершенно позитивным.
«Счастливая, наверное», — подумала я, искоса поглядывая на соседку, а сама заметила:
— Внучек не похож на вас. Вы такая светленькая, голубоглазая, а он темненький.
— Не похож… — Согласилась она, усмехнувшись. – Это от сына внучок. И… дочки.
—???
Я уже было подумала, что у этой милой женщины от жары немного съехала крыша, но она неожиданно звонко рассмеялась:
—А, была не была, расскажу вам нашу семейную историю. Вижу, женщина вы приличная и мы с вами вряд ли еще увидимся – дочка здесь по делам, вот мы с внуком и зашли на площадку рядом, так что вряд ли с вами когда еще увидимся. А время скоротаем. В общем, слушайте.
Дело было в уже далеком восьмидесятом. Я только-только вышла замуж и ждала своего первенца. Муж с меня пылинки сдувал и все мечтал, что у нас будет мальчик. Наследник, так сказать. А я надеялась на дочку, ведь УЗИ тогда не делали еще. И вот в тридцать семь недель попала я в роддом. Немного раньше, конечно, но так получилось.
Роды прошли хорошо, я стала мамой чудесного крепыша. Но вот рядом со мной рожала девушка, почти девочка. И у нее все было плохо. Кричала она страшно и все никак не могла разродиться. Ясное дело: таз узкий, сама как воробышек.
Ее шторкой потом закрыли, поэтому я только слышала. И когда уже на каталке лежала в коридоре, тоже еще слышала. А потом врачи забегали, что-то зашумело и стало тихо. И у меня сердце екнуло что беда с этой девчонкой.
Так оно и оказалось. Когда медсестричка принесла к нам в палату на кормление детишек, я спросила: что с той девушкой.
«Умерла в родах, — сказала сестричка коротко. – Сердечница была и круглая сирота. И еще одну сиротку на свет пустила — папаша-то неизвестен. У нее и документов толком нет, не наблюдалась в консультации».
Это известие меня ужаснуло, но как-то отошло на второй план, ведь под окнами стоял муж и кричал слова любви, сыночек Санечка активно сосал молочко из моей груди, а еще завод мужа выделил нам квартиру. В общем, все было хорошо. Но…
Вскоре нам в палату снова принесли малышей. Сестричка замешкалась и сказала: «Может, кто-нибудь покормит сиротку? Не берет соску, хоть плачь. А ее еще оформить надо в Дом малютки».
Молока у меня было хоть отбавляй, вот я и согласилась покормить девочку. Взяла ее в руки и поразилась: какая же крохотная, в половину меньше моего Санечки, но красивенькая, как ангелочек – губки с изгибом, носик аккуратненький, бровки темные, вразлет. И это у новорожденной!
Присосалась она ко мне жадно, а меня словно пробило что-то. Вот не хотелось ее никому отдавать и все тут.
В следующее кормление я уже с трепетом взяла ее в руки. Было грустно, ведь сестричка сказала, что Машеньку (так я мысленно ее уже называла) завтра отвезут в Дом малютки, в другой город. И тогда я приняла, может быть, самое важное в своей жизни решение.
Я, если честно — человек дела. И если что решаю, в лепешку расшибалась, но выполняю – недаром же почти всю жизнь операционной сестрой проработала в пульмонологии. Тогда молоденькая была, но тоже решительная. И получилось по документам что я родила двойню, а плод той несчастной девушки погиб.
—Как же вам все-таки это удалось?
— А… не спрашивайте, — махнула она рукой. Через «не могу» получилось. А мужу написала записку, что ошиблись в регистратуре, когда внизу вывесили одну ленточку – сын у нас и доченька. Я специально ничего ему не сказала. Боялась, что Машеньку он будет любить меньше своего кровного сынка.
Все сложилось, как я хотела. Муж в детях души не чаял. И я не чувствовала себя обманщицей, ведь моя ложь оказалась во благо.
Санечка в нас, естественно, пошел: беленький, голубоглазый. А Машенька черноволосая, с карими глазами, смугленькая. Но я всем говорила, что это в мою прабабку родом из Туркмении.
Жили мы хорошо, хотя и подходили страшные девяностые. Я работала операционной сестрой в больнице, муж – инженером на заводе. В детстве дети друг с другом дрались, причем Машка никогда не выдавала брата и держалась до последнего, а Санек, наоборот, чуть что бегал на нее жаловаться. Но чем старше они становились, тем крепче была их дружба.
В семнадцать лет у Маши появился первый парень. Санька почему-то его терпеть не мог, впрочем, также как и остальных. Маша и сама не очень-то их жаловала: сегодня один, завтра –другой, благо настоящей восточной красавицей выросла. Но на четвертом курсе мединститута неожиданно для нас собралась замуж. За своего молодого преподавателя.
Мне бы радоваться, только не светилось Машкино лицо счастьем, и это меня тревожило. «Доченька, — говорила я ей, — если не любишь, то не выходи. Жизнь, она, знаешь, долгая». Но Маша уверяла меня, что любит, а глаза грустные-прегрустные были. И лишь один раз сорвалась, выкрикнув: «Кого люблю – тот никогда не может быть моим!».
Долго я потом гадала кто же это, но так ничего и не придумала.
Свадьбу мы организовали хорошую, как тогда принято было, в столовой. Машенька была великолепна в своем белом платье и под стать ей жених. Хороший парень, талантливый хирург, из благополучной семьи. Как говорится, чего еще надо?
Санька тоже удивил. Притащил на свадьбу сестры какую-то размалеванную девицу и демонстративно ее лапал при всех. Еще и напился вусмерть. А сестру толком даже не поздравил. Только буркнул что-то невразумительное. И это мой воспитанный благополучный сын! Стыдно было очень.
— Так он, наверное, не хотел с сестрой расставаться. Ведь столько лет вместе, — констатировала я, краем глаза наблюдая, как моя внучка лепит куличики.
— Ясное дело что не хотел, — саркастически заметила собеседница. Но тут другое было. Подождите… Артик, не кидайся песочком!
Так вот, на чем я остановилась? А, да, на свадьбе.
Короче, уехали молодые в свадебное путешествие, а Санек наш загрустил и даже учебу забросил. Все больше дома сидел, а девицу я ту больше никогда не видела.
Но вскоре Маша приехала и сразу же к нам. Щебетала про южные красоты, но как-то наиграно. А Санька даже из своей комнаты не вышел, и я уже совсем перестала понимать что происходит.
Так оно и продолжалось. Машка постоянно торчала у нас, а когда у ее мужа были ночные дежурства, так и вообще оставалась ночевать, а Саня при виде ее сразу убегал в свою комнату.
Однажды, во время одной такой ночевки, меня разбудили голоса. Как будто спор и Машенькин плач. Тихонечко встав и натянув халат, я пошла к кухне. И остановилась в коридоре.
Да, это были они. Санек страстно что-то доказывал, а Маша всхлипывала.
Прозвучало: «Мне плевать что подумают, я люблю тебя! И Машкино жалкое: «Я тоже, я не могу так больше!».
Я заглянула на кухню и темноте увидела два силуэта моих детей. Они яростно целовались.
Так моя большая ложь догнала меня через более чем двадцать лет.
Ну а потом был долгий разговор. Мне пришлось рассказать всю правду. А они признались, что очень долго боролись со своим чувством, не понимали, почему отношения не как у брата с сестрой. И счастливо прижимались друг к другу.
Вышел заспанный муж и сказал, что знал обо всем с самого начала. И что, если бы я ему обо всем рассказала сразу, все равно любил бы Машеньку, как свою родную дочь. А мне бы решительность свою все-таки хорошо бы поубавить…
Но решительность мне все-таки пригодилась. С мужем-то Маша развелась, но кто поженит брата и сестру-двойняшек? И снова я свернула горы, даже тесты пришлось сделать, доказывающие, что нет меж ними родства.
Дело было долгое. Машка и родить первенца уже успела, но наконец-то их расписали. Она еще смеялась, что снова придется переходить на родовую девичью фамилию.
— А дальше что было? – Не выдержала я.
—А дальше они еще внучку нам родили. И вот теперь, после сорока, еще и Артюшу. И вот не зря же говорят, что сердцу не прикажешь. Трудно справиться с настоящей любовью. Как поток, она сметет все преграды, если чувства есть с обеих сторон. Получается, что неслучайно я когда-то взяла крохотную новорожденную девочку. И дочку получила, и невестку…
Ну, мне уже пора, Машка освободилась. Женщина попрощалась и, подхватив своего Артюшу, неторопливо пошла в сторону к ожидавшей их машине. Мелькнул тонкий женский профиль, прядь темных волос…
Сколько же еще тайн кроется в каждой семье, сколько невероятных историй спрятано навек за железными дверями! Не сосчитать.
Елена Шумарова
